Вот мы и в Курске. Прифронтовой в годы войны, город всем своим обликом напоминает ветерана: красивый, благородный, строгий. Только вот вместо орденов и медалей – памятники. Их много, может быть, даже очень много для одного города. Но что поделаешь. Здесь была война. Здесь проходила Огненная дуга. И этим сказано все. Стелы. Памятники. Гранитные, бетонные и мраморные, с Вечным огнем у подножия и без. И огромное количество танков на постаментах. Поставленные как дань подвигу армиям, фронтам, дивизиям, они возвышаются не только на улицах города. Позже мы проедем немало километров по Курской дуге и увидим, что танками будут отмечены самые выдающиеся сражения Курской битвы. И это понятно: здесь проходило самое грандиозное танковое сражение Великой Отечественной войны. 

После обзорной экскурсии по городу и его окрестностям мы входим в строгие залы музея Курской битвы. Не знаю как сейчас, но тогда, в 1984 году, он располагался в здании окружного Дома офицеров. Войдя в зал, ребята разошлись по всему пространству, то замирая от неожиданности, то оживленно галдя, встретив что-то знакомое. 

Нам повезло с экскурсоводом. Это мы поняли сразу же, как только она начала свой рассказ. 

Перед сильной грозой всегда выпадают минуты поразительной тишины. Смолкают ветры, перестает шелестеть листва, замирает все живое. Через несколько минут раздастся оглушительный раскат грома, ослепляюще разорвет небо молния. И тогда начнется гроза. 

Перед большим сражением тоже. Наступает затишье. Так было и на этот раз. Больших схваток с врагом с апреля по июнь 1943-го не было. Были в основном так называемые «бои местного значения». Но мы с вами знаем, что это вовсе не тишина. Вспомним фильм «А зори здесь тихие…». Такие бои – это тоже боль, кровь, жертвы, героизм. 

Обе стороны – и мы, и немцы – готовились к самому решающему сражению – Курской битве. На карту было поставлено все. Фашистам нужна была только победа. И они были в этом уверены. 

И нам нужна была одна победа, одна на всех. Мы знали, что за ценой не постоим. За нами была Россия: наша земля, наш дом, наши матери и дети, наше прошлое и наше будущее. 

Две мощные армии стояли друг против друга. И вдруг… 

Вспоминает поэт А. Фатьянов, корреспондент газеты «Комсомольская правда» на Курской дуге: 

«Готовилось наступление. И хотя это держалось в строгой тайне, «солдатское радио», которое, как известно, знает все наперед, «передало», что сражение вот-вот начнется. До начала оставались какие-то часы, а может быть, минуты, как вдруг в установившейся тишине … запел соловей. В начале робко, словно пробуя голос, потом смелее. Ему немедленно ответил другой. Пощелкивание, потрескивание сменялось длинной мелодичной фразой. Пели знаменитые курские соловьи. И война остановилась, замерла перед вечной тайной красоты. Просыпались солдаты, кто-то ворчал: «Вот, поспать не дали!» – и улыбались. Вспоминался дом, тропинка к небольшой речушке, кипень черемухи у оврага, покосы…

 Через минуту огненный смерч взорвет тишину, неся смерть. А пока пели соловьи, негромко утверждая: война преходяща, а жизнь... жизнь вечна. Слезы наворачивались на глазах. И откуда-то, как из речного тумана, появились строки: 

Я и не думал, что эти немудреные строки скоро станут известной песней и разлетятся по фронтам». 

Здесь, в музее Курской битвы, мы увидели подлинник стихотворения «Соловьи» А. Фатьянова. Рядом с планами контрнаступлений, макетами «Катюш», обгоревшими шлемофонами, снарядами, покрытыми ржавчиной, орденами и медалями лежал пожелтевший листочек со строками, которые знает старшее поколение, лежало стихотворение, ставшее потрясающим «оружием массового поражения» и внесшее свою лепту в нашу Победу. 

Утром 5 июля в 2 часа 30 минут на приготовившихся к наступлению фашистов обрушился огненный смерч. Удары тяжелой артиллерии, разрывы авиабомб, реактивных снарядов «Катюш», гул самолетов – все слилось в адскую «симфонию». Своей артподготовкой мы опередили врага, смешали его планы. 

Но в 6.00 немцы перешли в наступление. В воздухе, в районе Курского выступа, появилась черная туча: более 400 самолетов врага начали бомбить наши укрепления. Вражеская авиация обрушилась на наши траншеи, а из глубины двигалась лавина немецких танков. Шли «клином», пытаясь рассечь наши силы. Впереди двигались размалеванные «тигры» и «пантеры», за ними легкие танки. 

От разрывов бомб все сразу заволокло, как будто опустили черную завесу. Вся техника – колоссальное количество у нас, и у немцев – вступила в бой по всей линии.

 Целью немцев было прорваться и уничтожить нашу оборону. Наша задача заключалась только в одном: выстоять, любой ценой выстоять. 

«Батарея наша стояла на ржаном поле. Всю ночь рыли окопы. Командир все повторял: «Зарывайтесь поглубже». Утром закричали: «Воздух!» Началась такая бомбежка, что земля ходуном пошла. Раздалась команда: «К орудиям!» На поле показались танки. Стреляли мы так, что ствол раскалился докрасна». 

«Смотрим – и глазам своим не верим. Вроде бы копны пошли по полю – столько было танков. Шли лавиной. Осколки сыпались как свинцовый дождь. Снарядов столько было, что над нами два столкнулись и взорвались. Стоял такой оглушительный грохот, что кровь текла изо рта и из ушей. Мы рты открывали, чтобы не лопались перепонки. А раз меня, как щепку, из одной воронки перебросило в другую. Но пришел в себя, затвор винтовки рукавом протер и снова начал стрелять». 

«Командир 49-ой танковой бригады А.Ф. Бурда переступил порог. Он еле держался на ногах, небритое лицо было черным от копоти.

- Товарищ командующий, потери…

 - Без потерь на войне… 

- Нет, таких не было. 

И Бурда стал рассказывать. На их участке противник атаковал непрерывно. По пятьдесят – сто танков шли. Впереди «тигры» и «пантеры». 

- Бьешь по ним, товарищ командующий, а снаряды рикошетом отлетают. 

- Ну и каковы результаты боя? 

- Потери… Ужасные потери. Процентов шестьдесят бригады. Да, потери были огромные. В некоторых бригадах до 2/3 состава. Позже пришли донесения, что немецкие потери значительно выше. Но бригада Бурды выполнила свою задачу. Главное – не отступили». 

Е. Кригер, военный корреспондент: «Двадцать восемь пушек истребительной противотанковой артиллерии с малым прикрытием пехоты приняли на себя все танковые атаки, и каждая из пушек стояла на месте, пока хоть один живой артиллерист держался на ногах. Черный, закопченный, глухой, истекающий кровью, но не побежденный. Двадцать восемь советских пушек приняли на себя и отбили атаку трехсот танков, наступавших на участке фронта, протяженностью в шесть километров. Сто два танка уничтожены. Все пушки разворочены и подбиты. В живых остался только один артиллерист, девятнадцатилетний Н.С. Гаврилов». 

Из сообщения Совинформбюро от 13 июня 1943 года: «Летчик гвардии лейтенант А.К. Горовец встретился в воздухе с группой немецких самолетов. Вступив с ними в бой, тов. Горовец сбил девять немецких бомбардировщиков». 

Газета «Красная звезда» от 17 июля 1943 года: «Показалась колонна немецких танков. Когда враг приблизился метров на 500, начали стрелять четыре наши пушки. Немцам удалось в ходе схватки разбить три из них. Артиллерист Михаил Фомин остался в живых один. Снаряды подавать было некому. Приходилось все делать самому. Танки шли один за другим, а Михаил все стрелял и стрелял. 

Последний «тигр» подошел на расстояние 50 метров. Фомин бил его уже в лоб, но тот успел сделать ответный выстрел. Пушка Михаила разлетелась на куски, а его вмяло в землю и засыпало. Подошедшее подкрепление откопало артиллериста. В этом бою Михаил уничтожил восемь фашистских танков. 

Такого героизма еще не было в истории». 

В.С. Мельников, рядовой: «С противотанковым ружьем я сидел в окопе. По полю, приплюснутый и широкий, двигался немецкий танк. Да, бесполезно бить его в лоб, спереди у него толстая броня. Но все же он смертен. Он приближается. Пора! Я выстрелил. Танк задымился. Так-то! Все ваше будет, только когда нас не будет». 

А. Ананьев, писатель: «Рядовой Пашенцев взглянул на дымившееся поле: вся траншея, весь рассеченный взрывами бруствер жили, стреляли, клокотали огоньками очередей. «Держаться! – прошептал Пашенцев. 

Держаться! Держаться! Держаться! 

Не записанное ни в одном уставе, это слово повторялось в этот день всеми, от солдата до генерала, во всех частях - пехоте, артиллерии, авиации, на всех участках Воронежского и Центрального фронтов. Его повторяли в разрушенных окопах, горевших танках, на изрытых воронками батареях, его с нетерпением ждали на командных пунктах и в штабах. Оно передавалось из уст в уста на пыльных дорогах, забитых подходящими к фронту войсками. Его повторяли командующие фронтами, читая боевые донесения частей. Это короткое слово, вместившее в себя целые сражавшиеся полки, дивизии, армии, было в этот день, первый день Курской битвы, мерилом подвига и славы». 

От Советского информбюро 5 июля 1943 года: «С утра 5 июля наши войска на Орловско-Курском и Белогородском направлениях вели упорные бои с крупными силами пехоты и танков противника, поддержанных авиацией. 

Все атаки противника отбиты с большими для него потерями, и лишь в отдельных местах немцам удалось незначительно вклиниться в нашу оборону. Бои продолжаются». 

Первые дни ожесточенных боев на Курской дуге показали, что наступление немецкой армии проходит не так, как планировало гитлеровское командование. За неделю непрерывных атак противник вклинился в нашу оборону всего на 10-12 км. Несмотря на огромные потери, враг рвался к Обояни. Последнюю попытку он предпринял 9 июля, сосредоточив на 10-километровом участке фронта более 500 танков. 

Но стойкость и мужество наших солдат заставили неприятеля потерять здесь за три дня более 300 танков и 50 самолетов. И тогда немецкое командование решило все свои усилия направить в район Прохоровки. 

Прохоровка. Еще вчера никому не известная небольшая степная деревушка с 12 июля 43-го войдет во фронтовые сводки всех радиостанций, всех газет мира. Слово «Прохоровка» будет звучать в те огненные дни на всех языках, а позже войдет в десятки учебников по военному искусству, в сотни книг и фильмов о Великой Отечественной войне. 

12 июля 1943 года под Прохоровкой произошло беспримерное в истории танковое сражение, которое длилось весь день, от рассвета до заката. В нем сошлись в непримиримой схватке 1300 танков. Советское командование решило именно здесь нанести контрудар.

 В 6.30 в небе над Прохоровкой появились «мессеры», чтобы очистить пространство. А через полчаса за ними пошли черной тучей десятки «юнкерсов», непрерывно бомбя все точки, где, по их мнению, могли быть сосредоточены наши войска: населенные пункты, рощи, лес. Кругом пылали хлеба. 

Появившиеся наши истребители вступили в бой. Завязалась жаркая схватка. Один за другим запылали самолеты, оставляя шлейфы черного дыма. Наконец, грянула артиллерия, а вслед за ней раздались залпы «катюш». В эфире раздалось: «Сталь», «Сталь», «Сталь». Это был условный сигнал к контрнаступлению. И справа, и слева устремились наши «тридцатьчетверки», а навстречу им ромбом шла стальная лавина танков противника. Мы и немцы почти одновременно пошли в наступление. 

Показавшееся на востоке солнце слепило глаза немецким танкистам. Что-то развевалось над башнями «тигров». Красные флаги! Над башнями фашистских танков реяли огромные красные полотнища. Это был психологический маневр. Но наши солдаты уже видели нечто подобное: южнее Сталинграда фашисты не раз поднимали над башнями белые флаги, как будто шли сдаваться в плен, а потом открывали огонь. 

«Ряженые! – неслось в эфире. – Бей ряженых!» На танки спикировали наши «петляковы». От их бомбового удара содрогнулась и задымилась земля. Огненные шары взлетели над «тиграми». Башню первого снесло взрывом метров на пять. Два других запылали факелами. 

Навстречу фашистам ринулась лавина «тридцатьчетверок». Они с разгона вклинивались в боевые порядки «тигров». Танки шли на танки, сшибались в лобовой атаке. Это было первое в истории войн подобное сражение: танки дрались с танками. Скрежетала сталь. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись и бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом. 

Наши и вражеские танки перемешались: где свои, где чужие, понять было невозможно. От выстрелов в бензобаки танки вспыхивали мгновенно. Открывались люки, и танковые экипажи пытались выбраться наружу, но зачастую, раненые, полусгоревшие, они бессильно повисали на броне. 

Люди потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов. В головах жила только одна мысль: бей, круши фашистскую сволочь. Наши танкисты, выбравшись из своих разбитых машин, искали вражеские экипажи, оставшиеся без техники, и схватывались с ними врукопашную. Едва устремилась вперед третья лавина «тридцатьчетверок», как одна из наших машин вспыхнула. Командир радировал: «Ранены все трое. Иду на таран. Умираем за Родину». И в ту же минуту танк врезался в гущу «тигров». Удар потряс землю. Два танка вздыбились, и над ними поднялся столп огня. 

Танки развивали скорость и вели огонь с ходу. Слева и справа возникали огромные костры: горели «фердинанды», дымились светло-желтые, с темно-коричневыми полосами «тигры». Пылали и наши «тридцатьчетверки». Иногда в шлемофонах доносилось: «Заклинило люк. Прощайте, товарищи! Отомстите за нас!» - и люди горели. Заживо. Кто-то, задыхаясь, пел в горящей машине: «Это есть наш последний и решительный бой…» - и снова таран. И снова огненный костер. 

Земля, пропитанная кровью и бензином, ворочалась и стонала, как человек, вспыхивала, как порох. В дыму метались какие-то фигуры. Люди срывали с себя горящую одежду, и трудно было узнать: свои это или чужие. И в том аду, как посланные Богом ангелы, вдруг появлялись девушки-санинструкторы, бросались на помощь раненым, вытаскивали их из горящих машин и шептали: «Потерпи, родной. Все будет хорошо. Все заживет». А в небе шли воздушные бои. И уже другие ангелы пытались прикрыть наше воинство сверху своими крыльями. 

Порой они пикировали так низко, что наши радиостанции принимали с неба отголоски жестокого боя. В наушниках слышалось: «Я – Сокол! Иду на таран. Прощайте, товарищи!» Весь день 12 июля шло это побоище. Это и была Третья битва. За всю войну люди не испытали большей радости, чем в тот момент, когда увидели: вражеские танки отступают. Они отошли всего-то на каких-то полтора-два километра в тот день, но люди поняли, что они выиграли сражение. Выиграли страшной ценой, пройдя сквозь огонь и пламя, пройдя сквозь смерть. А фашистский зверь с перебитым хребтом уползал на запад. Впереди будут еще два года жесточайших боев и потерь. Впереди будет Победа.

 Есть в битве на Курской дуге особая страница, французская. О ней стоит рассказать. Люди моего поколения наверняка помнят песню, которую задушевно пел Марк Бернес: 

Это песня об эскадрилии «Нормандия-Неман». В 1942 году во Франции группа добровольцев летчиков заявила о своем желании сражаться в рядах Советской Армии «против общего врага». Так была создана эскадрилья «Нормандия». Эмблеммой полка стал герб Нормандии – два льва с золотой пастью. А их боевыми самолетами стали наши истребители «Яки». На крыльях и фюзеляже были наши красные звезды, а вот носовая часть была окрашена в цвета французского флага. 

В начале их было 12. А вот о 3-х – Альбере, Дюране, Лэфевре – стоит рассказать. В эскадрилье они во время тренировочного полета, находясь в составе союзных войск в Англии, инсценировали атаку неприятеля и на глазах обалдевших от изумления офицеров исчезли в направлении Франции. 

Неподготовленная родная французская земля встретила их зенитным огнем, но слава Богу, все обошлось. Ребята рванули в Нормандию через Испанию, а оттуда вместе с эскадрилией – в Москву. Жаку Андрэ, Марселю Лефевру будет присвоено звание Героев Советского Союза. 

После победы над фашистской Германией летчики эскадрильи возвратились домой на наших истребителях «ЯК», подаренных советским народом. 

«Крылом к крылу с советскими летчиками мы громили врага. Дружба, рожденная в небе, останется с нами навсегда», - говорил на прощанье Франсуа де Фоффр. Французские летчики увозили с собой самые теплые воспоминания «о битвах, где вместе рубились они», тепло небольших застолий и полюбившуюся им песню «Темная ночь».