Внимательно, как бы проверяя слова, вспоминала Тамара Андреевна недолгие годы,  прожитые с близкими, – не было ли в них чего-то такого, что не заметила раньше. Проверяла и не находила; а только еще и еще раз убеждалась, что в ее памяти сохранились и личные переживания, и рассказы старших в мельчайших деталях. 

    Она была тринадцатым ребенком в семье, из которых в лихолетье выжили лишь семь. Ей дали имя Тамара, потому что две Тамары, ее сестренки, умерли в младенчестве. Так решил отец: «Выживет, так выживет. Нет, так нет. Но тебе, мать, –  сорок пять, мне – пятьдесят. И нам уже не суждено увидеть ее взрослой». Шел 1934 год. 

     Начало 30-х годов. На фоне культурной революции голодная деревня молодой страны коллективизировалась, ее городское население  возводило индустриальную мощь державы. С теми, кто не хотел в колхозники, расправлялись, ссылая на Сахалин или Колыму.   Вот и дедов, бабушек  Тамары этапировали в Архангельскую область, на лесоповал. На десять лет.

     Их детей также не пощадили: выслали из теплых краев. Не с родителями, нет. Большую семью разбили, ее осколок – маму и отца Тамары –  отправили на студеный Урал, в Пермский край. Вскоре после рождения Тамары от тифа умерла мать: хрупкая женщина тяжело переживала как ссылку семьи, так и разлуку с родителями, собственное бессилие перед смертью малолетних детей. А  голод, холод, сырой домишко, где ветер гулял по половицам, отсутствие медицинской помощи добили ее. 

     В тревожном 1937 году, когда повсеместно шли аресты, зимней ночью бесцеремонно и требовательно постучали и в их двери: пришли за отцом. Старшая из сестер побросала в мешок нехитрые припасы, отец обнял детей, полусонную трехлетнюю Тому снял с палатей, расцеловал. И ушел навсегда,  в сопровождении молчаливых военных. 

    Разрушился семейный уклад, без отцовской зарплаты (он был прорабом) подобралась бедность. Так остались они детьми репрессированных с вытекающими из этого последствиями. Сама еще девочка, сестра сказала младшим: «Ничего, вот я на работу поступлю…». Сбылось предсказание отца: ни ему, ни матери не довелось увидеть, как закалялась жизнью их младшая дочь, третья по счету Тамара. 

     Спокойные, выверенные доводы родственников утверждали их в мысли, что Андрей невинно осужден и обязательно вернется. До войны, во время нее они обивали пороги, писали заявления и письма в инстанции. Безуспешно. События развивались так, что становилось понятно: Андрей вернется отнюдь не скоро или не вернется совсем. Только бабушка до последних дней верила, что сын жив. И, будучи богобоязненным человеком, не страшась смертного греха, отчаявшись получить хоть какую-то весточку о нем, ходила к гадалкам. 

     Лишь в шестидесятых, в эпоху оттепели, Юстус узнала правду о судьбе отца: ей сообщили, что он был приговорен к расстрелу. Решение суда привели в исполнение в магаданских лагерях. Тамара Андреевна добилась полной реабилитации трех поколений родственников. Всей многочисленной родней пережили эту радость. С прошлым было покончено. Разве могли они мечтать об этом в самых смелых мечтах!

     - так напутствовал в 1945 году десятилетнюю девчушку дядя, провожая в Пермь к сестре и брату, которые, к тому времени крепко, насколько позволяло полуголодное, но пронизанное оптимизмом время, стояли на ногах. 

     Он, когда в 1939 году узнал об аресте брата, забрал ее и еще троих малолетних детей Андрея к себе в Куйбышев, не посчитав их «лишними ртами». Хотя у него на иждивении находилось пятеро. И  именно благодаря его самоотверженности и мужеству Тамара избежала детского дома: «Я не вправе распоряжаться судьбой этого ребенка и обязан воспитать его». 

     Трудная, голодная, полуодетая, неуверенная, пугливая жизнь: как ни крути, а ярлык семьи репрессированных прикипел. Ведь для многих была недопустимой даже мысль о несправедливости Советской власти.  Но и они не злорадствовали. А те, кто видел неоправданную жестокость государственной машины, но не могли об этом говорить, молча поддерживали, понимая, что на семью обрушилась беда, но сама-то семья в этом не виновата.  

     Летом 1944-го года случилось с Тамарой то, что и в дурном сне не привидится: на пляже украли ее единственное платье. Дотемна полураздетая девчушка оставалась на волжском берегу, чтобы под покровом ночи добраться домой, чтобы только никто не увидел ее нагишом. Шла по Осипенко, Ново-Садовой и ревела. Но вот и частные дома по родной улице Чехова, на крылечках которых встревоженные женщины: «Тома, ты  жива, ты не утонула?! Дома тебя потеряли…» 

    - Живая я! Только теперь надеть нечего, платье утащили! 

     Отчитал дядя, повозмущались остальные, ну а потом бабушка уложила спать: «Все образуется. Утро вечера мудренее». А утро оказалось удивительно добрым, и осталось оно в памяти Тамары Андреевны мудрым уроком, как надо относиться к людям. Проснулась, а у постели соседка: «Томочка, вот тебе платье. Я всю ночь его шила». Серое платье из припасенного в сундуке «на всякий случай» куска подкладочного сатина, отороченное белой тесьмой. 

    Люди делились последним: даже трехсотграммовый кусок хлеба, который покупали на талоны, даже его, от которого зависело их здоровье, делили с теми, у кого не было ни талонов, ни  денег. 

    А жизнь продолжала свое движение. Тамара после семилетки поступила в Пермский геологоразведочный техникум, хотя заботливые брат и сестра предлагали окончить полную среднюю школу.  Но рано повзрослевшая девушка, с взглядом умудренного жизнью человека, отказалась: у сестры трое малолетних детей, у брата - двое. Хотя разве жадная до знаний и целеустремленная девушка отказалась бы от такого заманчивого предложения при иных обстоятельствах! Однако стремление побыстрее выучиться и стать самостоятельной определило ее выбор. 

     Так же было и после получения диплома, когда ей, отличнице, предложили направление в мечту многих – московский нефтяной институт имени Губкина, но она решила: «Буду работать. Устала жить на стипендию». 

     По распределению прибыла в распоряжение объединения «Куйбышевнефть», где ей предложили богатое Мухановское месторождение: «И жить ты  будешь в молодом Отрадном, и работать в перспективном «Первомае». Отказалась: «Хочу в поисковую партию, по специальности». 

Последовали семь лет работы в Бугурусланской геологоразведке. В любую погоду; будь то ночью или днем. По бездорожью; то на тракторе, то на бортовой, а то и пешей. Но шла,  ехала на буровые молодой геолог.