Долгое время была неизвестна судьба нашего земляка Сергея Левчишина, призванного в армию в 1983 году из Кинель-Черкасского района Самарской области. Из армии Сергей не вернулся. Родителям поступило извещение о том, что их сын пропал без вести 4 февраля 1984 года при выполнении боевого задания. 

       Семья так и не похоронила его. Мать солдата, Олимпиада Феофиловна Левчишина, проживает в селе Черновка Кинель-Черкасского района. Сейчас матери 89 лет, она долго надеялась, что привезут хотя бы его останки, но устала ждать, и теперь думает только о том, чтобы привезли хотя бы землю с того места, где погиб ее сын. Но и это по нынешним временам невозможно.

        В городе Отрадном Самарской области я встретился с братом Сергея Николаем Левчишиным. «Схоронить братишку не удалось, – говорит он, - но нас немного успокаивает хотя бы то, что выяснилась его судьба и подробности его гибели. Долгое время, пока он считался пропавшим, мы ощущали какое-то недоверие и неоднозначные недомолвки со стороны некоторых чиновников, выражавших свои, не всегда положительные версии о пропаже Сергея в Афганистане».

       Моя поездка в Отрадный и в Черновку была неслучайной. Я рассказал Николаю Левчишину о том, как много лет спустя именно мне довелось подробно узнать о гибели Сергея Левчишина и его сослуживцев, волею судьбы попавших в плен в Афганистане. Об этом и хочу рассказать читателю.

***

       В 1985 году я, будучи старшим лейтенантом КГБ СССР, служил в должности оперативного уполномоченного в высокогорном Ишкашимском районе Горно-Бадахшанской автономной области Таджикской ССР. Это был пограничный, стратегически важный регион. Три горных хребта - Гиндукуш, Каракорум и Памир - формировали так называемый Памирский узел, связывающий пять стран: Пакистан, Афганистан, СССР, Индию и Китай. 

        Подразделение, в котором я служил, обеспечивало оперативное прикрытие государственной границы СССР и добывало информацию по линии внешней контрразведки. 

В мае 1985 года поступила совершенно секретная шифрованная телеграмма из Центра о восстании советских пленных в Пакистане. 

       В телеграмме сообщалось о том, что на территории Пакистана, недалеко от Пешавара, в одном из лагерей афганской оппозиции, где содержались пленные советские солдаты, произошло восстание. Восставшие советские пленные захватили склад вооружения, овладели оружием и вступили в неравный бой с моджахедами. Вырваться из лагеря им не удалось, они были уничтожены превосходящими силами боевиков оппозиции. Имен, точного количества, конкретного места гибели советских солдат и подробностей восстания указано не было. 

       В шифротелеграмме предписывалось нам, оперативникам КГБ, совместно с разведкой погранвойск, используя имеющиеся позиции на территории Афганистана и вблизи афгано-пакистанской границы, направить усилия на выяснение подробностей восстания, поиски возможных свидетелей и установление имен погибших советских военнослужащих. Понятно, что подобные телеграммы были направлены во все подразделения, выполняющие оперативные задачи по Афганистану и Пакистану. Сам факт появления этого указания Центра говорил о том, что ни разведка, ни контрразведка КГБ какой-либо конкретной информацией по этому восстанию и его участникам на тот момент не располагали. 

       Эта информация Центра о восстании остро врезалась в мою память. Я пытался представить себе картину битвы наших солдат, патриотов своей страны, замученных пытками, окровавленных, в советских рваных гимнастерках, обороняющихся от натиска врагов, но не сдавшихся, стоявших до последнего выстрела. Так показывали в фильмах о Великой Отечественной войне, на которых воспитывалось наше поколение. Истинную же картину происшествия я и не мог себе тогда представить. 

       Поскольку любое указание руководства подлежит обязательному исполнению, то я и мои коллеги-оперативники опросили и озадачили по этому факту своих источников информации на территории Афганистана, беседовали с афганскими гражданами, пограничниками и хадовцами, но никто ничего не мог рассказать. Разведчикам погранвойск и спецгруппе также не удалось получить значимую информацию по этому факту. В ответной шифровке в Центр мы отписались о проделанной в этом направлении работе и об отсутствии конкретных результатов. Как полагается, в конце сделали приписку, что работа по установлению имен погибших будет продолжена.

       В том же 1985 году меня по службе перевели с афганской границы на другой участок работы, в город Душанбе. В новой должности, наряду с другими задачами, я курировал кадровую работу в разведывательном подразделении КГБ. Афганское направление оставалось приоритетным, и я как куратор, владел достаточно широким кругом секретной информации. По теме восстания мне приходилось беседовать с сотрудниками, возвратившимися из афганских командировок. Один из них как-то рассказывал, что прошла только скудная непроверенная информация от военной разведки или контрразведки о том, что для организации подобного восстания инструктировался и направлялся из Ирана в Пакистан оперативный источник. Но он погиб или пропал без вести, и достоверно неизвестно, является ли восстание результатом подготовленной операции, или оно возникло стихийно. Не исключено, что некоторые начальники для создания видимости своей активности, могли пустить пыль в глаза и попытаться представить восстание как результат проделанной работы. Этим можно объяснить и появившиеся тогда явно преувеличенные отчеты о том, что восставшими были уничтожены сотни моджахедов, американские и пакистанские инструкторы, техника и боеприпасы.

       Было понятно одно - добыть объективную и достоверную информацию о подробностях восстания и именах восставших не удалось тогда ни нашим, ни другим оперативным подразделениям в Афганистане. Разными источниками подтверждался лишь сам факт восстания в лагере Бадабер и гибель всех его участников.

      В 1989 году советские войска из Афганистана были выведены, а в 1991 году прекратил свое существование СССР. По роду службы меня переводили из Душанбе в узбекский город Навои, потом в Фергану, а уже будучи в запасе я переехал жить в Самару.

      Когда жил в Фергане, я не прерывал связей с сослуживцами-ветеранами, участвовал в работе местной организации воинов-интернационалистов. По интернету познакомился и переписывался с военным журналистом, автором интересного сайта «Забытый полк», полковником запаса Евгением Кириченко, который активно участвовал в работе по розыску военнослужащих, пропавших без вести в Великую Отечественную войну и в афганскую. Он был в экспедициях, организованных Комитетом по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств СНГ. Именно этот Комитет проводит благородную работу по розыску наших соотечественников, пропавших без вести в Афганистане. 

       В мае 2006 года мне в Фергану позвонил из Москвы начальник международного отдела этого Комитета Рашид Ахметович Каримов. Он рассказал, что где-то в Узбекистане, проживает Рустамов Носиржон Умматкулович, 1965 года рождения, который во время службы в Афганистане попадал в плен к моджахедам. В результате переговоров на правительственных уровнях его освободили и передали узбекским властям из Пакистана в 1992 году. 

     Разыскать его было непросто. Помогли активисты ферганского отдела совета ветеранов спецслужб и мой давний знакомый подполковник милиции Халил Хазраткулов.

       Носиржон Рустамов оказался добродушным, улыбчивым и гостеприимным человеком. Мои сомнения по поводу того, что плен и тюрьма могли наложить на него печать замкнутости и немногословности быстро рассеялись. Обстановка в квартире была более чем скромная – ни мебели, ни техники. Добрая соседка, видя, что в скромное жилище Носиржона приехали уважаемые гости из областного центра, предложила ему принять гостей у нее в квартире, более просторной и обставленной.

       Но беседа с Рустамовым могла окончиться, не начавшись, потому что на мой первый же вопрос о том, был ли он в лагере Бадабер, Рустамов ответил отрицательно. Он рассказал, что бывал в лагерях в Зангали, в Пешаваре и под Джалалабадом, а название «Бадабер» ему ни о чем не говорило. Я уже было разочаровался, но все-таки спросил, известно ли ему что-нибудь о восстании советских пленных в Пакистане. И тогда Рустамов неожиданно для нас стал рассказывать о восстании в лагере в Зангали, где он находился в апреле 1985 года.

       Позднее, когда я рассказывал об этом начальнику отдела Комитета Рашиду Каримову, он пояснил мне, что Зангали (или Джангали) – это название местности, где находился лагерь Бадабер, но местные жители, как и Рустамов, называют это место именно Зангали, а не Бадабер.