Мороз и река боролись друг с другом долго. Ночью, когда из-за леса торжественно выплывала полная луна с кольцевой радугой, мороз выбирался из укромного места и начинал со своей колотушкой шествие по окрестным полям и рощам, озерам и болотам. И там, где он проходил, в хрустальный панцирь одевалась водная гладь, серебром покрывались кусты и ветви деревьев. То гулко, как выстрел, то глухо со вздохом, лопался лед. От морозного дыханья трещали стволы старых, дубов и кленов, лип и вязов. Кажется, уже все покорилось ночному безмолвию, все живое растворилось в невесомой хрупкой тишине. И только река не сдавалась, упорно и стойко сопротивлялась на перекате, курилась, словно парное молоко. Так было до самых суровых январских морозов. 

     И вот я снова стою на крутом обрыве, вижу изгибы белой ленты реки Большой Кинель, вмерзшие стволы, рыжую щетинку тростника с мохнатыми метелками. Дивлюсь и не узнаю говорливого переката. Куда девался его бойкий норов. Присмирел, но не сдался.

     Огромный зеркальный глаз полыньи, — все, что осталось от переката — отражал и высокие раскидистые осокори, и стройные молоденькие осинки, и гибкие лозины тростника, и лазурь глубоких небес, и медный пятак солнца. И было от чего-то чуть грустно и чуть радостно. Приходи и ты сюда, хоть каждый день, глядись зачарованно в это сказочное зеркало, вплоть до самой весны, до самого ледохода. И в этом зеркальце природы увидишь и самого себя, если, конечно, захочешь, постигнешь еще неизвестную какую-то мудрость жизни. 

    Природа вокруг нас. Наши сердца с ней связаны тысячами нитей. Она наш верный друг, который требует к себе не только молчаливой любви, но и конкретной заботы.