«Клянусь Гиппократом-врачом честно исполнять следующую присягу: «В какой бы дом я ни вошел, я войду для пользы больного… Чисто и непорочно я буду проводить свою жизнь и свое искусство…» 

      Эту клятву, сочиненную почти 2300 лет назад греческим философом и целителем Гиппократом, произносят молодые врачи. На мой вопрос о сути ее Сергей Иванович, который за субботнее утро, предшествовавшее нашему разговору, уже прооперировал двух больных, лаконично ответил, что она выражает цель, которую врач преследует своими действиями: помочь человеку справиться с недугом. 

      Согласно знаменитому лозунгу Гиппократа «Не навреди», лечение человека должно быть  трехуровневым: вначале поддерживающие рекомендации доктора, на следующем этапе - оздоровление природными средствами, и при необходимости – медикаментозное лечение микстурами, сделанными самим же целителем. 

     Но по прихоти  властей всех времен и народов, переделывающих под себя и науку, и культуру, и историю, рождались и рождаются конъюнктурные заклинания и законы. Что произошло и с трудом Гиппократа, в котором великий врач одним из условий лечения страждущих обозначил договор между целителями и правителями.

       Согласно Гиппократу государь обеспечивает доктора жильем, одеждой, пищей, достойным вознаграждением за труд. Если правитель отказывает доктору в контракте, значит, он вовсе не целитель, а, выражаясь современным языком, – коновал, которой должен быть изгнан из врачебного братства. 

      В советское время о договоре врача с правителем умолчали, взяв у Гиппократа для клятвы врача СССР «Не навреди». В девяностые годы, когда за сущие гроши доктора вынесли на своих плечах оптимизацию, газеты писали: «О бедном враче замолвите слово». Потом наступила модернизация, теперь пришел черед стандартизации, а хирург от Бога Куроедов утверждает, что «Иванову не подойдет то, что годится больному Петрову, потому как каждый человек индивидуален». В общем, медицине «как сыру в масле покататься» не довелось.

       Мы хорошо знаем, что поощрений у наших врачей никогда много не было: в сущности, поощрение, заставлявшее и заставляющее докторов вот уже много лет брать на себя запредельные нагрузки, – это сносный заработок. И еще из общения с  докторами я вынесла: их главное поощрение – сама работа, интерес к ней и стремление помочь человеку. Огромный опыт они накапливают  не к почтенным юбилеям, а в молодости: небольшой коллектив хирургического отделения ОГБ за год делает до полутора тысяч грыжесечений, операций на сосудах и брюшной полости и т.д. Персоналу отделения совершенно чужд конвейерно-поточный стиль работы. Медики убеждены, что на успех в лечении можно рассчитывать только при условии веры тем, кто спасает от болезни. И это доверие у больных к врачам есть.

     Получается, что если бы к врачующим общество относилось по канонам философа, то жизнь социума протекала б куда как цивилизованно. А что мы имеем? Сразу же – горстями химия, и если пациенту  не назначили УЗИ, то, с его точки зрения, он и не пролечен. Недоверие, раздражение, недовольство,  а то и хамство…

     Операционная. Вот она, святая святых больницы. Такая же, как и сотни других, с гроздью бестеневых ламп над столом, блеском кафельных стен, сосредоточенными лицами медиков. И вдруг...дверь нараспашку, разъяренная дама, мат-перемат рушит тишину  и эхом бьет по хирургам: «Что делаете?» Только куроедовское самообладание спасло оперируемую женщину, оказавшуюся матерью «барышни»: не дрогнул в его руке скальпель… 

      Или, встретив доктора в супермаркете, иной запросто может бесцеремонно озадачить его: «В боку колет». И  также запросто может схлопотать по-куроедовски ироничное: «Раздевайся, вон у того прилавка ложись, осмотрю…»  Или по пути с рынка, прямо с авоськами, зайдет прохожий  в приемное отделение и попросит консультацию, потому как за поликлиническим талоном надо стоять в очереди, а потом в другой очереди дожидаться приема...  

      И доктор, спасая расписанное по минутам драгоценное время, вынужденно неприступен, независим и прямолинеен. Как, например, тургеневский Базаров, подвергавший все суду мысли. Не случайно в нашем разговоре Сергей Иванович напомнил об этом классическом герое: его замкнутость на главном деле своей жизни – помощи тем, кто действительно нуждается в ней, – это и есть защитный панцирь от тех, кто вполне может обойтись без его участия. 

     У Куроедова было хорошее детство: отец – буровой мастер, по-соседству жили известные нефтяники и врачи – Шефер, Волков, Знаменский, Новожилов, Загребнева, Кузнецова. Он учился в классе, где одна половина детей была происхождением из семей нефтяников, другая – врачей. И в родительском доме, что стоит на Первомайской за кинотеатром, и в школе разговоры крутились вокруг месторождений, буровых, больниц. 

     Но Сергей остановил выбор на медицине. Потому как отрадненские соседи -врачи не могли не  вызвать в пытливом юноше уважения своим ревностным отношением к званию доктора, да и в повседневности придерживались чеховского изречения: «Желание служить общему благу должно быть потребностью души…» Оно же стало жизненным кредо и условием личного счастья Куроедова. 

     Год работы по распределению в городе Ирбит Свердловской области и возвращение в Отрадный, где отец и мать, за которых Сергей ответствен как младший из детей.   Хотя мог быть и Петербург: там живет старшая сестра, тоже врач, и он частенько наезжает туда, теперь уже с сыном. Чтобы побывать в Эрмитаже и Русском, чтобы насладиться артистическим искусством Мариинки, чтобы соприкоснуться  с истинной интеллигентностью, которая сохранена в нашей второй столице «несмотря на…». Ведь коренной петербуржец не ошпарит растерянного приезжего раздражением, а и расскажет, и покажет. 

     Получив духовную, а в ходе медицинских симпозиумов и профессиональную подпитку, до которых Куроедов весьма охоч, всякий раз – уже свыше тридцати лет – он вновь оказывается в знакомой атмосфере хирургического отделения. Где свою первую операцию делал с П.И. Платоновым, шутливое изречение  которого «Скорей уж утро да на работу» разделяли его коллеги: для них отделение, что дом родной.

     Он не принадлежит себе, чутко спит, вскакивает при первом звонке. С понедельника по пятницу в командировке, а в субботу уже с семи утра в хирургии: делает операции и перевязки, проводит планерки и обходы, заполняет документацию. Отвечает на вопросы больных и их родственников: иногда терпеливо разъясняет им, как и что надо делать, иногда резко и даже грубовато оборвет. Оказывается, надо: некоторым людям становится легче, когда врач их ругает, а за добрыми словами им чудится обман. Он хороший психолог, Куроедов, жизнь и практика научили разбираться в больных. 

     Потом устремляется к родителям, но к вечеру обязательно попадет домой и пообщается с дочкой. С сыном он вместе за операционным столом: Сергей Сергеевич заканчивает клиническую ординатуру в областном онкоцентре и уже практикует. 

     В хирургии каждый день приносит что-то новое. Сегодня легче, завтра труднее. Никто в целом мире не знает, что именно пошлет хирургу судьба – сколько травм, перитонитов или желудочных кровотечений. 

     Случается, без колебаний задают самый страшный вопрос: жить будет? Но для врачей все иначе: есть профессия и владение техникой. И есть почти непредсказуемый организм больного. Сергей Иванович знает, что он, как и все хирурги, всегда находится на рубеже жизни и смерти. Даже если приходится оперировать обычный аппендицит, который может обернуться невероятной сложностью, что говорить о тяжелых недугах?

     Но Куроедов следует железному правилу: если есть один шанс из тысячи, надо вытаскивать больного. И прооперированные им живут: больше двадцати лет назад Сергей Иванович удалил злокачественную опухоль желудка, и человек здравствует… А ведь делал он ту операцию на заре своей медицинской практики: «Рак давно не является приговором, но с одним условием: чем раньше опухоль будет выявлена, тем больше шансов получить лечение и выздороветь».

       У строптивого, по мнению отдельных, доктора немало друзей, которые понимают и ценят его талант хирурга и человека. «Диван в ординаторской развалился», - посетовал как-то Куроедов знакомому. Через несколько дней появился новый. Нашелся бизнесмен, который снабдил мебелью кабинет заведующих терапевтическим и хирургическим отделениями ОГБ. В другой раз попросил о новом операционном столе – привезли такой, какого в крупных клиниках не сыщешь. 

     Вот такая житейская и профессиональная «окрошка», от которой, право слово, не поздоровится. 

     - Но  при таких нагрузках как Вы умудряетесь  сохранить «мускулистость» ума и тела, свойственную далеко не всем? Мне памятен подобной характеристикой образ офтальмолога Федорова…

     - Моему отцу восемьдесят семь, а он до сих пор водит машину. Гены играют не последнюю роль, родовая крепость. 

      И пример покровителя хирургов святителя Луки, профессора Войно-Ясенецкого  придает силы. Это ученый, хирург, человек, прошедший ад сталинских тюрем. За непокорность его пытались раздавить, уничтожить, сгноить, но ничего из этого не вышло, вопреки всем испытаниям он становился крепче духом. А тысячи людей боготворили в нем хирурга-спасителя: «Так да просветится свет ваш пред людьми, чтобы видели ваши доб-рые дела». 

      Нашу беседу прервала посетительница, мама тридцатилетней больной, накануне перенесшей лапароскопическую операцию и которой предстояла реабилитация в одном из санаториев области: «В восьмидесятых вы мне удалили желчный пузырь. Шов от разреза долго ныл. А сейчас дочь говорит, что боли нет. Спасибо, доктор!» Ушла женщина, а Сергей Иванович продолжил:

      - Лапароскопию за границей начали применять еще в 1988 году, в Самаре этот метод впервые использовали в 1992-м, а в 1998 году  я убедил  Н.М. Вишнякову в необходимости приобретения оборудования для лапароскопических операций, ведь такие операции минимально травмируют больных. Вместе пошли к  А.И. Роккелю, который согласился с нашими доводами и выделил деньги на дорогостоящий комплект. В 2000 году мы сделали пионерскую операцию, став одной из первых больниц в восточном регионе области, внедрившей прогрессивную методику. Сегодня она у нас на потоке, и лечим мы не только желчнокаменные болезни, но и гинекологические. Иной раз мне хочется повиниться перед теми больными, которые после полостных операций, сделанных мной по-старинке, долго восстанавливали силы. Но что делать? Все мы родом из страны всеобщего дефицита, технологического в том числе.

      После встречи с Сергеем Ивановичем я поговорила о нем с отрадненцами. И   получилось вот такое обобщение: он радует людей своим оптимизмом, независимостью и прямотой суждений, тем, что никогда не отступает от принятых решений. Как сказал один из респондентов, нравится его манера, слушая и отвечая, смотреть человеку прямо в глаза. Ему люди благодарны за спасенные жизни, восстановленное здоровье: «На таких мир держится».

     - Быть роботом? Нет. Я удивлялся и удивляюсь многогранной и многокрасочной жизни. А о счастье мудро сказал герой из фильма «Доживем до понедельника: «Счастье – это когда тебя понимают». Затем и живем.

      Зачем живем? Рано или поздно каждый задает себе этот вопрос и сам отвечает на него своей жизнью. Клятву Гиппократа доктор Куроедов исполняет достойно. Он дарит жизнь, хотя и несколько необычным способом – через боль. Но такая уж у него профессия – хирург. А клятву быть человеком не дают. Им становятся. 

       - Сергея Ивановича знаю с 1991 года. Думаю, не нужно лишний раз объяснять, кто такой хирург: именно ему пациент вручает свою жизнь. И он молодым дневал и ночевал в отделении, перенимая навыки и знания у Платонова, учился, упорно учился. Ситуации бывают всякие, но Куроедов борется до конца за человека, возвращая его буквально с того света. Мне запомнился случай, когда во время операции выключили свет, а надо было перетянуть артерию. Что и сделал Сергей Иванович в темноте, вслепую. Когда дали освещение и проверили, точно ли прошла манипуляция, оказалось, что она проведена ювелирно. Золотые у него руки! У Сергея Ивановича есть то, что мы называем «врачебной интуицией». Он всегда умеет действовать быстро и профессионально, особенно в критических ситуациях, поэтому когда бригада готовится к операции и узнает, что с ней заведующий, то персонал уверен, работа пройдет на высоком уровне. С ним оперировать как в доброй сказке. Еще Куроедов из числа руководителей, знающих о бедах и радостях каждого сотрудника, он поддержит и, если надо, защитит.

      Р. Гиниатуллин, врач-хирург:

      - Сколько мы уже работаем вместе, не устаю поражаться его внутренней собранности и целеустремленности. Сегодня наша больница хорошо оснащена диагностическим оборудованием, есть специалисты, владеющие методиками ультразвуковых исследований, обследований больных на компьютерном томографе. Но нам, хирургам, важно, чтобы обследование пациентов вел специалист нашего профиля и лучший диагност, который не только установит характер заболевания, но и наметит путь дальнейшего лечения. Это Сергей Иванович. Это стержень, ось, вокруг которой все крутится. У каждого человека есть период накопления знаний и период их отдачи. Куроедов всегда основательно и скрупулезно работал и работает над собой. И у него богатейшая хирургическая практика, собственные наработки, проверенные практикой. Он старается передать свой профессиональный багаж молодым хирургам, своему сыну, всем нам. Как когда-то с нами, начинающими хирургами, делились опытом врачи старшего поколения. Для таких, как он, прошедшего времени не бывает.

     Ш. Ахтямов, врач-хирург:

     - Когда говорят, что с человеком интересно работать бок о бок – это про Куроедова. Он та щука, которая не дает дремать карасям. Он требователен к себе, персоналу и больным, потому что без принципиального подхода при той расхлябанности российского характера, которая свойственна нашим людям, положительного результата в лечении больного не добьешься. К примеру, в областных клиниках курящего пациента с сосудистым  заболеванием не госпитализируют: бесполезно, потому что одна выкуренная сигарета спазмирует сосуды на 17 часов. А мы лечим, хотя понимаем, что никотин и смолы сводят на нет наши усилия. Я как врач пытаюсь поделикатнее внушить больному, что надо ради жизни «завязать» с курением. Куроедов действует гораздо жестче, стремясь побороть человеческие привычки, корни которых кроются в слабости характера больного. Эрудированный человек, один из тех, кто в своей профессии не застыл на месте. Это благодаря ему в отделении внедрены эндоскопическая помощь и лапароскопические операции… Если кто и достоин званий, наград и регалий, то это Сергей Иванович Куроедов.