Вот уже двадцать лет я отдыхаю всякий раз под его могучим зеленым шатром, а все кажется, что он нисколько не вырос. Конечно же, дерево растет, пускает новые побеги, только этого вроде незаметно. 

    Вот и теперь мой знакомый что-­то стал говорить, чуть слышно гудя стволом, щедро стряхивая в мягкое золото листвы румяные от солнечного загара желуди.

    Желудей столько, что некуда ступить ногой. Крупные налитые силой лета семена могут дать отличные всходы весной где­-нибудь в степных лесопосадках, а то и в парке, в новом жилом микрорайоне города. Жаль, что это бесценное добро так и пропадет напрасно, если не считать того, чем попользуется иной зверь или птица. Вот бы сюда пионерские зеленые патрули с корзинами. То-­то была бы радость! 

    Я размечтался. Хотя почему? Ведь растут же молодые дубки, выращенные на этой самой поляне из желудей. Стоят молодцевато, крепко, никакой ветер и жара им не страшны. 

    Стоят дети великана-дуба, украшая родную землю. И подумалось, что так и у людей: дети чем­-то похожи на отцов, унаследуют от них и силу, и красоту... 

    Еще вчера над зеленым сочным бархатом трав резвились стрекозы, подставляя прозрачные крылья теплу солнечных лучей, а сегодня все по-иному. Север нагнал тучи, дохнул холодом, и все насекомые присмирели, попрятались. 

    Ночью был легкий морозец. Вся полянка поседела. Словно из глубины леса шагнула на ее окраину в бордовом платочке трепетунья-осина. 

    Багрец и золото, воспетое поэтом, слетает тихо с вершин деревьев, устилая землю. 

    Засыпало листвой муравьиные кучи. Хорошо поработали этим летом санитары окрестных лесов, сохранили от уничтожения гусениц многие гектары рощ и дубрав. 

    Осень быстро отсчитывает время, торопит в гости зиму. Поэтому каждый погожий день в природе теперь ценится вдвойне.