1022_157_small.gif


Общество и культура

Память и беспамятство

23.05.2013 15:21:00

Окончание. Начало в № 19 от 08.05.2013 г.


Я помню, как 9 мая 2010 года на Красной площади Президент России Медведев с гордостью заявил: «Мы – народ-победитель», и, сказав это, даже, кажется, стал выше ростом. А вот А. Меркель стояла, опустив голову. Ибо никогда ни одному немцу не сказать ничего подобного. Это, наверное, наказание за их беспамятство. Это расплата.


Так какое же право имеют наши недоумки, травмированные беспамятством, предавать наших солдат, не вернувшихся из боя, который называется Великой Отечественной войной?

Да нам за каждого из них надо колено-преклоненно молиться Богу. Очень не хотелось бы в дни Победного Мая закончить статью на такой грустной ноте.

И здесь я вспомнила одну историю. Летом 2012 года я стояла на одном из подмосковных перронов и ждала электричку. Она уже приближалась. Но тут ко мне подошли три молодых человека, один лет 20-22-х, очень накачанный, а два – помладше и похилее – и спросили меня в лоб: «Ты за кого, за Россию или за Путина?» Не знаю, почему они подошли именно ко мне. Я быстро прикинула: в сумке порядка трех тысяч рублей. Отдам. Телефон не отдам, лучше выброшу в кусты. Надо же хоть как-то сопротивляться.

Народу на перроне было мало, все пошли в один вагон. «Ну?» – спросили меня парни, требуя ответа на свой вопрос. Терять мне было нечего. Помощи ждать неоткуда. «Пошли в вагон», – сказала я. И видя, как парни переглянулись, добавила: «Вон в тот, пустой. Или боитесь?» Потрясенные моей наглостью, парни смело шагнули в вагон. Я не знала, что им говорить, с чего начать.

Все пришло само по себе. Это, как я уже однажды писала, приходит вдруг, откуда-то сверху. Не знаю.

Единственный раз в жизни мне однажды гадали. И человек сказал: «У Вас «там» очень сильный покровитель. Это ангел-хранитель или кто-то еще. Не знаю». А я знаю и очень верю: мне помогают, меня вытаскивают из трудных ситуаций. Мне подсказывают. И сейчас я знала: я должна взять инициативу в свои руки. «За Путина я или за Россию, спрашиваете?» – спросила я. «Ну», – нетерпеливо ждали напряженные парни. «Я отвечу. Вот сейчас я еду из госпиталя Вишневского, что за Красногорском. Там лежит мой племянник. Ему 50 лет. У него рак. Четвертая стадия. Вырезали все, что могли. Так вот сегодня я его отпорола по голой заднице и сказала, что он говнюк». «Как? – спросил один из парней. – Он же умирает?» «Вот и порола, потому что он хотел повеситься, но побоялся, что его не выдержит телевизионный кабель». «Ну, это лишнее. Нельзя с ним так», – заметил один из ребят. А я ему так и сказала: «А с нами так можно? Мы, четыре тетки в возрасте от 60 до 70 лет, приезжаем к тебе, сняв «гробовые деньги», влезаем в долги, чтобы оплатить очень дорогую операцию, ухаживаем, поднимаем на ноги, возим на перевязки, молимся, бьемся за тебя со смертью, а ты нам «сюрпризы» устраиваешь?»

«Да, – сказали уже сочувственно парни. – А Вам сколько лет?» – «67», – ответила я. «Вам и не дашь», - заметили попутчики. – «А я и не возьму», - согласилась я.

Разговор потек в какое-то кем-то уготованное русло и потихоньку, по-простому я фактически пересказала им содержание этой статьи, с обилием примеров, чаще негативных. Парни вставляли свои замечания, и я поняла, что ненормативную лексику у нас еще долго не отменят. Где-то через минут 40 мы познакомились. В качестве визитной карточки я показала им фото: мой последний парашютный прыжок перед уходом на пенсию. «Здесь напоследок я прыгаю с вертолета», – сказала я. Парни вытаращили глаза. Посмотрели на меня с неким подобием уважения. «А Вы здесь классная», – сказал один из них, кажется Пашка. «Это ты в точку попал, – заметила я. – Я учительница. 43 года преподавала русский и литературу, да и сейчас еще чему-то учу. А «классной» классной руководительницей меня называет мой любимый 10 класс 1979 года выпуска. Замечательный поющий класс». А потом я свернула на военную тему. Рассказала о нашем «Поиске». Слушали, иногда перебивали, изредка смеялись. По ходу, узнав, что самого старшего зовут Серегой, как-то логично вспомнила о «Сережке с Малой Бронной» – была такая известная песня о войне. «Я не с Бронной, – ответил парень. – Я из Люберец». В Люберцах жила моя старшая сестра, и разговор пошел в этом направлении. А потом я напела им вышеупомянутую песню о «Сережке с Малой Бронной и Витьке с Моховой», московских мальчишках, которые давно лежат «за Вислой сонной», но их помнит спасенный ими мир.

Разговор напоминал спектакль театра абсурда: обо всем – и ни о чем, о нас, о войне, о стране, о чиновниках, о следопытах, о друзьях, о предательстве, о верности, о деньгах, о вере, о памяти.

«Вот вы спрашиваете, за кого я», - продолжала я. – А у меня муж, трое детей, пятеро внуков, дом, собаки, кошки, друзья, ученики. Дел невпроворот. А еще 76 родственников, за которых молюсь, с которыми поддерживаю отношения. А еще сажаю тыквы, арбузы, огурцы и картошку. Солю потрясающие помидоры в бочках. Племяши из Москвы приезжают в ноябре «на помидоры». И вы приезжайте. Накормлю».

Мы уже второй раз отъезжали от Красногорска, дважды прокатившись туда-сюда по этой ветке. И все говорили и говорили «за жизнь».

«Ну, а теперь я отвечу на ваш вопрос, – сказала я. – Я думаю, что я сама по себе, как и Путин, и Россия. И я не одна такая. Нас где-то 140 миллионов. Вот на нас всех, и вас включая, Россия и стоит. И Путин за нас держится». Мы вышли из вагона. «Давайте мы Вас до метро проводим, – сказал Серега. – А то мало ли дураков здесь ходит». Я согласилась, что немало.

Мы дошли до метро «Щукинская». «Ну, а дальше мне одну остановку на автобусе. Спасибо, что проводили. Дальше я сама». И вспомнив о своих трех тысячах, спросила: «Ребят, а, может, вам деньги нужны? Немного дам».

Парни замахали руками. Серега, как старший, сказал: «Мать, ты нас прости». «Ничего, – ответила я. – Очень приятно было пообщаться».

Потом они отошли на пару шагов и стали о чем-то тихо переговариваться. Когда они подошли ко мне, я обмерла: в ладонях у Коляна лежали мятые бумажки и мелочь. «Вот, – сказал Сергей. – Возьмите. Вы говорите, у вас там летчики с войны лежат. Здесь 217 рублей. Маловато. Но больше нет. Купите им от нас цветы».

Я бережно уложила деньги в сумку. «От вас? – спросила я. – Или от всех московских пацанов?» «Давайте от всех».

Мы по-доброму пожали друг другу руки и распрощались. Через неделю я отвезла на кладбище в Черновку гвоздики. «Вот, ребята», – сказала я нашим летчикам, укладывая цветы к подножию обелиска, – вам. От московских пацанов». 6 мая 2013 года я шла в 5 утра по Отрадному. Взгляд выхватывал то там, то здесь листки: «Акция «Георгиевская ленточка». Помним. Гордимся». 

А еще я вспомнила, как в Зале Воинской Славы, что на Мамаевом Кургане, зимой 1983 года я читала Альбомы Славы. В них десятки тысяч записей от людей, потрясенных подвигом Сталинграда. Мне запомнились две. «Все, что я видела до этого – меркнет. Вечен наш русский народ» (Жительница блокадного Ленинграда). И еще одна, без подписи: «Если надо будет, и мы выстоим».

И я подумала: «А, может быть, еще не все потеряно?»

Ну, как? Выстоим? 

Зоя Голубева


 
Текст сообщения*
 
26.04.2024 11:37:00 Укрепляем здоровье на рабочих местах

Дружелюбная атмосфера в коллективе помогают работнику эффективно исполнять свои обязанности и беречь свое здоровье

25.04.2024 11:19:00 В библионочь "не спали" всей семьей

В модельной библиотеке прошла Всероссийская акция «Библионочь-2024»

25.04.2024 11:13:00 На сцене - юные актеры

В Отрадном завершился ХХ Открытый городской фестиваль детских театральных коллективов «Весенняя Театралия»

25.04.2024 10:58:00 Весенняя неделя добра

С 19 по 27 апреля проходит общероссийская добровольческая акция «Весенняя неделя добра»

24.04.2024 10:51:00 В памяти вечной

17 апреля Отрадный простился с героем Евгением Максимовым